В наше сознание с младых ногтей каленым железом вжигают лозунг: «Книга — источник знаний!». И это непреложный факт. С самого момента изобретения письменности рукописные, а затем и печатные тексты несли на себе бремя хранителей накопленного человечеством опыта. История, медицина, химия, физика, биология и прочая, и прочая не получили бы своего развития, не будь наблюдения, идеи и опыты предшественников сохранены для потомках на пергаментах, папирусных свитках, рисовой и прочей бумаге. Труды, трактаты, опусы, справочники, словари, энциклопедии, руководства, учебники, в конце концов…
Но параллельно шло развитие и того, что массовый читатель привык считать именно литературой — беллетристики. Начав с легенд, баллад, рыцарских романов она пришла к смешению и взаимопроникновению стилей, включив в себя элементы основных точных и умозрительных наук, знаний и…
И вот тут я затруднюсь дать правильное определение. Возможно, сказывается та ущербность, с которой в мои школьные времена преподавали литературу. А для позднейших поколений должен заметить, что согласно марксистко-ленинским понятиям, она преподавалась исключительно с позиций классовой борьбы. Пушкин велик, потому что оппонировал царизму. Некрасов выступал против крепостного права, а Тютчев и Фет — так себе поэтишки, поскольку занимались искусством ради искусства. Впрочем, я отвлекся…
Итак, еще литература присвоила себе право влиять на умы читателя не посредством полноты подачи малоизвестного факта или лихо закрученным сюжетом, но напрямую. Через чувства, туманные образы. Недосказанностью, намеком. Минуя сознание и воздействуя на подкорку.
Некогда мне попалась в руки та часть повести Стругацких «Улитка на склоне», которая называется «Лес». Захватывающие приключения героев, непонятные события и странные декорации. Все это вместе можно было назвать ТАЙНА. Именно так, большими буквами. За те 3 дня, на которые мне дали почитать сборник, в котором была «Улитка», я проглотил ее раза 4 подряд. Закрывал и начинал по новой.(остальное в сборнике не впечатлило). Обладая в то время практически фотографической памятью, я ее практически выучил наизусть. Но ТАЙНА осталась. Мне по-прежнему было непонятно: кто эти персонажи, откуда взялись и чем в конце концов все кончится (кто знает — Стругацкие признанные мастера книг без последней главы, они оставляют простор для полета фантазии читателя).
Прошло несколько лет и в мои руки попала (молодежи это трудно представить) ФОТОКОПИЯ второй части: «Управление». Это потом я узнал, что журнал, позволивший себе опубликовать ее (кажется «Ангара»… хотя нет, «Ангара» пострадала за «Сказку о тройке», а это «Байкал») подвергся репрессиям. Ибо ранее ее опубликовали на западе в издательстве «Посев». Поэтому до самой перестройки эти две слабо связанные друг с другом части 1 произведения не выходили больше в свет ни вместе, ни порознь…
Так вот. Я был разочарован. Мне было ничего не понятно. Еще менее понятные люди совершали еще менее понятные поступки и говорили странные слова. Но тех захватывающих приключений, которые я помнил из «Леса» не было в помине.
К чему это я? Да просто сейчас это самая (одна из) моя любимая книга. Однажды произошло то, что описали в ней сами авторы:
Это появилось,
как скрытое изображение на фотобумаге, как фигурка на детской
загадочной картинке «Куда спрятался зайчик?» — и однажды
разглядев это, больше невозможно было потерять из виду. Оно
было совсем рядом, оно начиналось в десятке шагов от колес
вездехода и от тропинки…
Я УВИДЕЛ, точнее ПОЧУВСТВОВАЛ и эту, и многие другие книги этих и других авторов. Я понял, что не всегда надо включать вдумчивый анализ прочитанного, выискивать причинно-следственные связи и т.д. Иногда достаточно ВСЛУШАТЬСЯ, погрузиться, нырнуть в эти 32 буквы, как в прохладный бассейн после жаркого дня. Пусть книга сама ведет тебя. И если она ТВОЯ — она сделает это. А нет… Ну не стоит, право переживать, что Пелевин не дается, Кастанеда раздражает, а Муроками кроме зубной боли ни с чем не ассоциируется. У каждой книги есть свой читатель, но и у каждого читателя есть своя Книга. Надо только найти её и почувствовать, а не пытаться осилить очередной томик только потому что «это модный писатель и его книга — тренд года».
Вот, как-то так.
И, если позволите, напоследок пространная цитата в тему из всё той же «Улитки на склоне»:
Перец опустился в большое старое кресло, вытянул ноги и,
откинувшись, покойно положил руки на подлокотники. Ну, что
стоите, сказал он книгам. Бездельники! Разве для этого вас
писали? Доложите, доложите-ка мне, как идет сев, сколько
посеяно? Сколько посеяно: разумного? доброго? вечного? И какие
виды на урожай? А главное — каковы всходы? Молчите… Вот ты,
как тебя… Да-да, ты, двухтомник! Сколько человек тебя
прочитало? А сколько поняло? Я очень люблю тебя, старина, ты
добрый и честный товарищ. Ты никогда не орал, не хвастался, не
бил себя в грудь. Добрый и честный. И те, кто тебя читают, тоже
становятся добрыми и честными. Хотя бы на время. Хотя бы сами с
собой… Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы
шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для
этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и
нечищенные башмаки… Прогресс может оказаться совершенно
безразличным к понятиям доброты и честности, как он был
безразличен к этим понятиям до сих пор. Управлению, например,
для его правильного функционирования ни честность, ни доброта
не нужны. Приятно, желательно, но отнюдь не обязательно. Как
латынь для банщика. Как бицепсы для бухгалтера. Как уважение к
женщине для Домарощинера… Но все зависит от того, как
понимать прогресс. Можно понимать его так, что появляются эти
знаменитые «зато»: алкоголик, зато отличный специалист;
распутник, зато отличный проповедник; вор ведь, выжига, но зато
какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован,
предан… А можно понимать прогресс как превращение всех в
людей добрых и честных. И тогда мы доживем когда-нибудь до того
времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий,
но грязный тип, гнать его надо…

ЗЫ помните после выхода «Аватара» скандалец по поводу права первородства на планету Пандора? Действие «Улитки» происходит как раз на ней.