Уголовное дело о масштабных хищениях в отношении владельцев ПАО «Тольяттиазот», которое слушается в Комсомольском районном суде города Тольятти, уже более полутора лет вызывает живой интерес у прессы и специалистов. Это неудивительно, ведь в ходе многочисленных заседаний пришлось знакомиться с более чем пятьюстами томами дела, слушать показания более 100 свидетелей и историю о загадочном файле…



Разобраться с перипетиями этого процесса поможет нам адвокат Московской городской коллегии адвокатов Александр Низов, представляющий АО «ОХК «Уралхим» (истец по данному делу).

— Александр Владимирович, на процессе, который идет в Комсомольском районном суде Тольятти, Вы являетесь представителем истца — АО «ОХК «Уралхим». Хотелось бы задать Вам несколько вопросов, имеющих отношение к ходу слушаний по уголовному делу в отношении владельцев ПАО «Тольяттиазот». В суде 18 июня завершились прения сторон. Суд взял паузу до 2 июля для вынесения приговора. Как Вы оцениваете ход процесса?

— Слушание дела заняло в общей сложности полтора года. Для такого длительного процесса имелись веские причины. Прежде всего, только объем письменных материалов при поступлении дела в суд занимал около пятисот томов. Уже на стадии исследования письменных материалов дела, которая предваряла допросы свидетелей, стало понятно, что защита избрала тактику максимально возможного затягивания процесса.

Практически сразу после начала оглашения стороной государственного обвинения письменных материалов дела на суд просто обрушился шквал претензий со стороны защитников обвиняемых и представителей ТОАЗа, суть которых сводилась к тому, что оглашение материалов происходит слишком быстрыми, по мнению наших процессуальных оппонентов, темпами. Доходило до того, что защитники чуть ли не секундомером фиксировали время, затраченное обвинителями на оглашение тех или иных материалов.

— Как проходил допрос свидетелей?

— Всего в списке обвинительного заключения значилось 222 свидетеля. Ценность свидетельских показаний, как правило, разная. Прокуроры приняли решение допросить только наиболее ценных свидетелей обвинения, но и их количество, в конечном итоге, составило чуть меньше ста человек. С учетом того, что значительное количество свидетелей на момент допроса продолжали работать на «Тольяттиазоте», они находились в сложном положении, и, без всякого сомнения, под серьезным прессом со стороны руководства своего предприятия, которое и в ходе предварительного следствия, и на стадии судебного разбирательства предпринимало значительные усилия, чтобы воспрепятствовать установлению истины по уголовному делу.

Защитникам позволялось по нескольку раз оглашать уже неоднократно оглашенные материалы дела. Но ни разу за весь процесс суд не отказал в допросе свидетелей защиты, явившихся в суд. Складывалось впечатление, что защитники просто с улицы «тащат» кого попало в процесс, лишь бы протянуть стадию еще на день-другой. В ходе судебного следствия в качестве специалистов по ходатайству защитников было привлечено и допрошено не менее десяти человек — представителей самых различных научных областей.

Следует отметить слаженность и высокий профессионализм прокурорской команды. Активная позиция в процессе и блестящее знание материалов дела позволили обвинителям в ходе допросов получать от свидетелей ценные, обличающие подсудимых показания, зачастую при явном желании самих свидетелей ограничиться лишь набором формальных сведений, сообщаемых суду.

— Адвокаты обвиняемых утверждают, что в ходе суда были допущены серьезные нарушения прав участников процесса со стороны защиты.

— Прежде всего, следует понимать, что заявления о нарушении процессуальных прав в ходе процесса — это часто практикуемый способ защиты клиента. Адвокаты пытаются таким образом направить внимание суда не на обстоятельства, устанавливаемые в ходе процесса, не на исследуемые доказательства, а на некий «список обид» представителей защиты, который используется как существенный элемент давления на суд. В результате, о любом негативном, с точки зрения защиты, процессуальном событии, например, об отказе в удовлетворении ходатайства, адвокаты заявляют как о нарушении их прав.

Хотя, принимая такое решение, суд просто реализует полномочия, предоставленные ему действующим процессуальным законом. Справедливости ради следует отметить, что в ходе настоящего процесса в удовлетворении ходатайств суд периодически отказывал и нашей стороне, и прокурорам. Мы данные факты воспринимали исключительно как рабочие моменты.

— Но адвокаты подсудимых заявляли, что практически все их ходатайства судом отклонялись.

— По ходатайству защитников на стадии судебного следствия к делу было приобщено несколько десятков томов. Какое же это нарушение прав на защиту?

— Еще один упрек адвокатов суду: не всех свидетелей защиты допросили, в том числе иностранных граждан, которые могли бы дать показания о ценах на аммиак и карбамид.

— Я уже говорил: суд допросил всех свидетелей, чью явку в суд защитники обеспечили. В финальной стадии процесса один из адвокатов действительно заявил о необходимости срочно вызвать на допрос с десяток иностранных граждан, проживающих в самых разных государствах. Фактически защитник после полутора лет судебного процесса, в его финальной стадии, представил список иностранцев, имена которых вообще никаким образом не упоминались в процессе. Кто они такие, какое отношение к делу имеют? Никакого внятного объяснения защитник не представил. Зато предложил суду вызвать всех этих людей на допрос, используя электронную почту. Вызвать свидетеля в суд по е-мейлу! И это при том, что незадолго до заявления ходатайства, тот же адвокат буквально инструктировал суд, как правильно следует вызывать в процесс участников судопроизводства, являющихся иностранными гражданами.

— Кроме того, защита обвиняемых заявляла, что судья торопит процесс, стремясь как можно быстрее завершить дело.

Подобные заявления совершенно беспочвенны. В какой-то момент процесса, суд, идя навстречу, в первую очередь, стороне защиты, перешел в режим рассмотрения уголовного дела в непрерывном процессе. Вызвано это было заявлениями самих защитников, что им требуется больше времени для представления доказательств. Суд им это время предоставил, фактически установив, что каждый рабочий день будет посвящен исключительно представлению доказательств стороной защиты. И что вы думаете, защитники сразу начали болеть, участвовать в других процессах, да и просто срывать судебные заседания.

В какой-то момент процесса наша сторона была вынуждена заявить о злоупотреблении защитниками своими правами. В конце концов, не только защитники имеют права. Мы, как компания, признанная потерпевшим по уголовному делу, как лицо, которому причинен огромный материальный ущерб, имеем право на рассмотрение уголовного дела в разумные сроки. Затягивание процесса, срыв судебных заседаний, доведение до абсурда стадии представления суду доказательств стороной защиты, в конечном итоге, препятствовали в реализации нашего права на доступ к правосудию. Не знаю, чем окончился бы этот процессуальный конфликт, но в результате защита выдохлась, и ей было просто нечего представить суду в качестве доказательств или их имитации. Судебное следствие было объявлено оконченным.

— Правда ли то, что в основу обвинения легла именно ценовая, точнее, «комплексная экономико-правовая» экспертиза, с которой не согласны обвиняемые и их адвокаты? И если бы не она, обвинение рассыпалось бы?

— Процессуальный закон устанавливает, что никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы. Утверждение, что одно-единственное доказательство из тысяч, представленных суду, способно повлиять на итоговое решение, вплоть до полного опровержения обвинения, противоречит и букве, и самому духу закона. Предмет доказывания по настоящему делу весьма обширен. Экспертное заключение имеет отношение только к части обстоятельств, подлежащих доказыванию.

Значительное количество обстоятельств, подлежащих доказыванию, были установлены совсем другими доказательствами: документами, изъятыми в ходе обысков и выемок, обширнейшей электронной перепиской, показаниями потерпевших и свидетелей.

— Защита подсудимых была не согласна с использованной методикой определения рыночных цен?

— Защита, действительно, в ходе процесса предпринимала отчаянные попытки опротестовать экспертное заключение. Именно защитники являются авторами суждения о том, что все обвинение основано на экспертном заключении. Но именно они же представили суду доказательства, позволяющие однозначно заявить о состоятельности и законности экспертного заключения. По ходатайству защиты были допрошены несколько специалистов, которые предложили суду свои суждения по вопросам, связанным с проведенной по делу экспертизой. Причем, каждый из них предлагал использовать именно его методику. В конечном итоге, специалисты, приглашенные защитниками, вступили в заочную дискуссию между собой, и каждый из выступающих отстаивал свою собственную точку зрения, оппонируя всем остальным.

— Утверждают, кроме того, что судебный процесс якобы мешает нормальной работе «Тольяттиазота». Это правда?

— Я не производственник, а юрист, но мне трудно представить, что текущий процесс как-то отрицательно сказываются на работе предприятия. А вот что действительно в течение долгих лет наносило ему ущерб – так это кабальный 20-летний контракт на эксклюзивную продажу продукции единственному покупателю, ценовой диктат, систематический вывод денежных средств, недофинансирование, плохое техническое состояние агрегатов и простой мощностей, незаконная продажа ценных производственных активов, которые «Тольяттиазот» вынужден теперь арендовать у офшора. Как вы понимаете, до этого состояния ТОАЗ довел не суд, а действия его собственников и управленцев. Наоборот, в суде «Тольяттиазот» выступает в роли потерпевшего, и это говорит о многом.

— Недавно защитники обвиняемых стали утверждать, что обвинительное заключение было подготовлено якобы в недрах АО «ОХК «Уралхим», и ссылаются на некий электронный файл.

— Это очень интересная история. Уже в самом начале процесса некоторые защитники заявляли о необходимости вернуть уголовное дело прокурору, мотивируя свою позицию тем, что текст обвинительного заключения был изготовлен в «Уралхиме». В подтверждение этого обстоятельства они ссылались на «свойства» некоего файла, имеющегося в их распоряжении. Отдельные, явно ангажированные, СМИ подхватили это заявление и попытались преподнести это как сенсацию. На протяжении всего процесса защитники говорили об этом, как об установленном факте. Но курьез в том, что никто, кроме самих защитников, этот файл так и не увидел, а сами они ни в каком виде суду его не представили. Закон понимает обвинительное заключение как процессуальный документ, выполненный на бумажном носителе, подписанный следователем, утвержденный прокурором и физически находящийся в уголовном деле, вместе с которым оно и поступает в суд. Вот это и есть обвинительное заключение. Ни о каких файлах, свойствах и прочих электронных премудростях в законе нет ни слова.

— То есть Вы говорите, что утверждения адвокатов защиты о существовании файла обвинительного заключения со свойствами «Уралхима» — это голословное заявление?

— Да, это ничем не подтвержденное, голословное заявление. Вот если защита физически представит что-то суду в подтверждение своего заявления о том, что следователь не является автором обвинительного заключения, тогда будем реагировать и устанавливать все обстоятельства, связанные с таким заявлением, включая рассмотрение вопроса о фальсификации защитниками доказательств в уголовном процессе. Думаю, защитники это прекрасно понимают, поэтому их громогласные заявления, в конечном итоге, превратились в какую-то околопроцессуальную болтовню сродни сплетням.

— Известно, что уголовное дело по ст. 159 УК РФ, которое сейчас слушается в Комсомольском районном суде Тольятти, было возбуждено по заявлению «Уралхима». На этом основании защита подсудимых обвиняет «Уралхим» в попытке рейдерского захвата ТОАЗа, а правоохранительные органы — чуть ли не в пособничестве рейдерству. Какие могут быть основания для таких обвинений?

— О каком рейдерстве может идти речь? Хочу напомнить, что исковые требования о возмещении вреда, причиненного преступлением и адресованные подсудимым, лишь в небольшой своей части — это требования «Уралхима», заявленные в собственных интересах. Значительная часть требований, более чем в десять раз превышающая требования «Уралхима», заявлена в интересах Общества «Тольяттиазот», то есть в интересах другого юридического лица, где у «Уралхима» весьма скромный пакет акций. Никаких требований, связанных с имуществом предприятия или его собственников, нами не заявлялось. Мы лишь пытаемся возместить материальный ущерб, причиненный нашей компании в связи с совершением преступления. В конце концов, мы коммерческое предприятие и никому не позволим себя грабить.

— Недавно СМИ сообщили об аресте председателя правления АО «Тольяттихимбанк» Александра Попова уже в рамках нового уголовного дела, возбужденного по 210 статье УК РФ (организация преступного сообщества или участие в нем). И снова защита обвиняемых утверждает, что обвинения в его адрес беспочвенны.

— Сразу хочется спросить, а что же такого правоохранители подбросили г-ну Попову? Несколько десятков миллионов долларов? Я не в курсе подробностей этого нового дела. Следствие только началось, будем следить за развитием событий. Не исключаю и других арестов в рамках этого уголовного дела.

— Комсомольский районный суд, как предполагается, 2 июля начнет вынесение приговора. Каким, по-вашему, он может быть?

— Я отвечу прямо. Мы, как потерпевшая сторона, верим в российское правосудие. И мы верим, что суд, разобравшись во всех тонкостях этого, безусловно, сложного уголовного дела, вынесет обвинительный приговор всем подсудимым и удовлетворит наши исковые требования, которые, хочу напомнить, в наибольшем объеме заявлены нами не в собственных интересах, а в интересах «Тольяттиазота», который его сегодняшние хозяева попросту обобрали, заставив огромный коллектив предприятия годами трудиться исключительно в целях реализации преступного умысла организованной группы, возглавляемой представителями семьи Махлаев.

Источник.