Откуда они берутся? Летающие тарелки выпускают в Самаре? Или это результат нашествия инопланетян? Что конкретно ждет город в 2018 году? Какие страсти? На эти вопросы попытался ответить современный писатель-сюрреалист Валерий Шемякин в своей новой книге под названием «Чердаклы».

Шемякина хорошо знают и в Самарской области, и за ее пределами. В Тольятти, как автора книг, и как первого главного редактора газеты «Площадь свободы», тиражи которой в 90-х доходили до 100 000 экземпляров. Корреспондент «Самарских известий» попросил Валерия Шемякина рассказать о своей новой книге и о том, как он докатился до жизни такой.

— Что означает такое необычное название вашей новой книги?

— Чердаклы – крымско-татарское (тюркское) слово. Дело в том, что раньше в Крыму был один населенный пункт с таким названием. Но сейчас его нет, поэтому для местных жителей это слово обозначает некий фантом: село, которое не существует. Но в этом слове меня заинтересовал не только смысл, но и его форма. Оно звучит интересно. Такой симбиоз чердака и чехарды. В издательстве мне, правда, предлагали сменить название на провокационное — «Мона Лиза Анаконда» (по имени одного из персонажей – чудовищно большой девки, созданной искусственно). Но Чердаклы звучит как-то более актуально что ли…

— Как и почему в книге фигурирует Самара?

— Эпизод там такой центровой нарисован – действие происходит на заводе «Прогресс» — президенту страны, который заехал в город по пути на саммит в «Волжском Утесе», показывают летающие тарелки местного розлива. Первоначальный образец нашли на опушке леса в Жигулях. И понеслось! Начали штамповать тысячами. Мы готовы теперь к тому, чтобы расколошматить любую самую сильную державу. Трудно устоять перед таким искушением…
Хотя в тексте можно усмотреть намеки на реальные события и реально существующих персон, но надо понимать, что в своих героях я ни в коем случае не пытаюсь кого-либо в чем-то уличить. Есть там и смех над истинными «патриотами», которых я объединяю в общество самокатчиков. И даже, я думаю, смех над самарцами. Почему именно над самарцами? Да, наверное, в силу своего тольяттинского гонора. Хотелось немножко и над вами посмеяться. Но не стоит это воспринимать слишком серьезно.

— Как бы вы сформулировали основную идею своего романа?

— Если честно, никогда не понимал и до сих пор не понимаю, почему в произведениях обязательно должна быть какая-то идея, какая-то идеология, какой-то социальный пафос, какая-то мораль, какие-то далеко идущие выводы. В «Чердаклы» я не закладывал никакого сакрального смысла. Ну, захотелось вот отразить абсурдность нашего мира. Но я не считаю это своим ноу-хау.

— То есть, по вашему мнению, литература может и должна быть бессмысленной?

— У искусства свои правила, свои законы. Художник рождается не ради того, чтобы «отражать». Художник – это бесконечная импровизация, самовыражение, танец одиночки в пустоте. Когда кто-то говорит: «Я пишу так потому, что такова жизнь», он лукавит. Художник способен отразить лишь себя, но не саму жизнь, не мир во всем его многообразии. Искусство существует, в том числе, ради удовлетворения, ради удовольствия и автора, и зрителя, и читателя. Ведь любой человек, когда творит, прежде всего, испытывает кайф от самого процесса. Если он не испытывает удовольствия, то, я считаю, не стоит тогда вообще заниматься творчеством. Я лично получаю настоящий кайф, когда нахожу какое-то подходящее слово или деталь. Если получается написать то, что нравится самому.

— А от работы журналистом вы испытывали удовольствие?

— В самом начале своей работы корреспондентом я получал очень много сильных эмоций. Особенно, когда кто-то замечал мою работу. Тогда ведь, в юности, не особенно и задумывался, зачем я пишу. Просто получал кайф от самого процесса сбора информации, написания текста. Роль редактора, впрочем, мне тоже нравилась. Я любил эту работу и каждого журналиста, от этого все так удачно и выходило.

— «Чердаклы» — ваша третья книга, вышедшая в московском издательстве. Есть что-то объединяющее ваши произведения, как бы вы определили стиль вашего творчества?

— Не знаю, насчет стиля, но свои книги в большей степени отношу к развлекательным. Даже хочется назвать их хулиганскими. Хотя, например, моя вторая книга «Бог уходит на пенсию» получилась с претензией на философскую притчу. В ней я пытался показать свой взгляд на устройство мира, смысл жизни, отношения с Богом, где Бог – внутреннее состояние человека. Последнюю книгу я тоже пытался сделать забавной, но юмор получился довольно мрачным…

— Что это значит хулиганское творчество — несерьезное или, может быть, бунтарское?

— Хулиганское творчество для меня – это в первую очередь творчество раскрепощенное, не ограниченное жесткими нормами или правилами. Недетская литература что ли, содержащая взрослые проказы. Что-то вроде «Задрав штаны бежать за комсомолом!» Ну, это я, конечно, не всерьез. Хулиганство еще, наверное, в том, чтобы просто писать, не задумываясь, что о тебе потом могут сказать или подумать. Дать себе возможность быть главным судьей для самого себя. Дать себе полную свободу мысли и действия.

— Можно ли сегодня зарабатывать на литературе? Или надо обязательно платить кому-то, чтоб тебя опубликовали?

— Я лично никогда не публиковался за деньги: просто предлагаю издательствам свои произведения, а они уже решают брать или не брать. Но при таком раскладе важно сознавать, что далеко не все тексты издательство возьмет. Так было с моей повестью «Аллос». Я отправил ее бывшему редактору издательского дома «Гаятри», который печатал мою первую книгу. Она была в восторге. Сказала, что вещь очень стоящая — стильная и интересная. Я, вдохновленной ее реакцией, начал отправлять рукопись по издательствам, но никто ей не заинтересовался.

— Если писателем можно быть, просто выкладывая свои произведения в сеть, нужны ли вообще печатные книги?

— Вопрос очень интересный. Я ведь и сам в последнее время стал пользоваться электронной книгой. Очень удобная штука: вмещает до 1000 произведений и при этом спокойно умещается в кармане. От того, что это так экономно и удобно, печатные тиражи, конечно, падают. Но совсем бумажная книга не исчезнет. Она останется как некий необходимый фактор культуры. Доказать это легко на примере сегодняшних любителей виниловых пластинок. Казалось бы, музыка доступна в Интернете, через все эти гаджеты, но люди отдают огромные деньги за старый винил. Они получают от этого определенный кайф. Так и с книгами: всегда останутся те, кто не сможет обойтись без печатных версий.

— А что насчет прессы: нужна ли вообще ее печатная версия или время Интернет- порталам заменить ее, а блогерам – прийти на смену журналистам?

— Тут все так же, как и с литературой. Печатная пресса может стать менее популярной, но не исчезнет совсем. Что до блогосферы, то я ее считаю разновидностью журналистики. Другое дело, что классическая журналистика никогда не опускалась до таких мерзостей и низкопробного сквернословия, до каких опускаются блогеры. Я убедился в этом очень быстро и перестал даже заходить в ЖЖ. Мне просто неприятно. Но, признаться, и печатную прессу я тоже перестал читать. А вот в Фейсбуке я всегда слежу за новостями и сам пишу отзывы о некоторых событиях. Только там я могу увидеть ситуацию не однобоко.

— Получается, что сегодня социальная сеть позволяет более полно понять происходящее, чем традиционные СМИ?

— Вроде того. Я ведь и телевизор не смотрю. Все больше Интернет. Думаю, все потому, что в нашей стране до сих пор нет жестких границ между чисто журналистским материалом и рекламным. Рынок прессы так и остался диким. Можно все — лишь бы платили. Мне есть с чем сравнивать: некоторое время мне повезло поработать журналистом на сломе эпох. В период так называемой «демократической эйфории». В те времена пресса была действительно свободной, независимой. Насколько она вообще может быть независимой.

— Кем же вам все-таки больше быть по душе — журналистом или писателем?

— Литература и журналистика – две совершенно разные вещи, которые были в моей жизни каждая в свое время. И не пересекались. Когда-то мне очень нравилось быть журналистом, но за столько лет работы я очень устал от жестких рамок этой профессии. Его величество факт – глава всему, а мнение корреспондента, да и редактора читателей особенно не интересует. Главное – факты. А у писателя все проще. Он, по сути, всегда врет. Ему дан карт-бланш на это. Любой читатель, берясь за художественную литературу, понимает, что перед ним ни что иное, как вранье — созданный писателем иллюзорный мир. Журналист же не создает свой мир, он отражает существующий таким, какой он есть.

Анастасия ЛЕВКОВИЧ, «Самарские известия»