Во время своего недавнего дежурства по городу Игорь Власенко, историк, член молодежного правительства области, на вопрос по поводу предложения академика В.Глазычева горожанам задуматься о переименовании Тольятти хотя бы и в Татищев ответил очень категорично – ни за что, я родился в Тольятти, я люблю Тольятти.
Мудрый академик, вероятно, предполагая доминирование именно такой точки зрения, вдогонку к видео обращению, дослал следующий текст.

Коль скоро тольяттинцы оставили за своим городом имя, напрочь забытое в остальной России, то резонно, по крайней мере, соблюсти последовательность и освоить на деле замечательную тактическую гибкость, столь характерную для героя-эпонима.
Пальмиро Тольятти прошел первую мировую войну, отделавшись ранением. В Испании его не пристрелили ни франкисты, ни анархисты. Сиживал в тюрьмах, но недолго. Без потерь пережил риски пребывания в сталинской Москве. Побывал в министрах после освобождения Италии, но был достаточно разумен, чтобы перейти в мягкую оппозицию по отношению к победившим христианским демократам. Сохранил ли веру в социализм? Если иметь в виду социал-демократию европейской выпечки, то да, несомненно. Соединял в себе умеренный авантюризм и жесткую прагматичность…
Город Тольятти вписали в синодик монопрофильных по той методе, которую вымучили в Министерстве регионального развития. На этом сумели выцарапать немалые деньги у министра Кудрина – в пользу ВАЗа, но это уже дела прошлые. Гораздо важнее, что впервые на моей памяти высшее начальство вообще стало употреблять слово «город», как известно, выброшенное из обихода ныне действующим законодательством, которое признает только «городские поселения» и «городские округа». Выбросить слово легко, но реальная проблема от этого не исчезает. Действительная проблема заключается в том, что наше отечество попало в ситуацию взаимного наложения сразу трех кризисов. Первый – тотальный кризис промышленного производства, унаследованного от Советского Союза. Второй – кризис городских инфраструктур, особенно острый в старых городах, но не чуждый и тольяттинцам. Третий – наиболее глубокий – кризис трудовой этики и чувства ответственности, охвативший все стороны жизни, кроме, разве что, самостоятельно выстроенного нового бизнеса и работы в личном подсобном хозяйстве.
Как ни странно, властям – что федеральным, что региональным – трудно дается осознание того, что не так уж велико различие между закрытием старых предприятий и их радикальной модернизацией. В первом случае, на стремление избежать которого было израсходовано много денег и много ловкости, речь о стопроцентном высвобождении занятых. Во втором – за воротами окажется от 7 до 8 из каждого десятка. Главный вопрос, стоящий перед нами: что делать, чтобы эти семь или восемь, пройдя через неизбежный стресс, нашли себе достойное место в жизни. Ясно, что такую возможность еще только предстоит создать, хотя времени на это у нас мало. Ясно, что т.н. инновационная экономика (если подразумевать под этим сочетанием слов только «умную» продукцию) никак не может вобрать в себя многих, и никто не утверждает, что нужные немногие могут быть набраны из тех, кто окажется не нужен машинному производству. Ясно и то, что стандартный набор услуг уже втянул в свою орбиту почти всех, кого мог втянуть за последние двадцать лет. Ну и, наконец, понятно, что мы сталкиваемся не только с одной лишь нерасторопностью бюрократии, но и с чудовищным по размаху сопротивлением большинства российского люда, который, натерпевшись в 90-е годы, зубами вцепился в слово «стабильность», интерпретируя его как повышение заработной платы с тем, чтобы решительно ничего не менять в своей жизни.
Этот букет проблем с его пряным запахом беды буквально лезет в физиономию каждого обитаемого места в России, однако пока что я знаю только один город, где и жители и власти не ограничились разглядыванием цветоножек и соцветий. Они ра-бо-та-ют над формированием пакета новых услуг, которые смогут предложить своим и не только своим. Это город Череповец. В Череповце ровно в 2 раза меньше жителей, чем в Тольятти, и его тоже вписали в синодик моногородов. Вячеслав Глазычев

П.Тольятти – один из образцов приспособления к изменяющейся реальности. В отличие от именидателя имененосец «тупит», цепляется за прошлое, стремится научиться сообща продавать, как выразился недавно г-н Буренков, «средства передвижения из пункта «А» в пункт «Б».
А что, какой пакет новых услуг российскому и международному сообществу может предложить город – носитель столь славного имени?
Или отречемся от имени политического итальянского прохиндея? И начнем думать и строить жизнь города с чистого листа!